Дом, или, вернее, дворец, строен тем же итальянцем, который строил церковь... И всюду глядели на меня бюсты, статуи и портреты... Какие красавцы в мундирах, в камзолах, в париках, в бриллиантах, с яркими лазоревыми глазами! И ярче и величавее всех Екатерина (Иван Бунин, «Несрочная весна»).

Посетив в 1918 году старинную подмосковную усадьбу Орловых, Иван Бунин написал пронизанный высочайшей поэзией рассказ. Попади сегодня писатель на прежнее место, в село Семёновское, что на границе Чеховского и Ступинского районов, вряд ли нашёл бы великий мастер, первый наш лауреат Нобелевской премии, слова, чтобы запечатлеть увиденное. Да и о чём говорить? На кладбищах принято молчать.

Русалочьи сказки

«Дни стояли солнечные, жаркие. И по пути в усадьбу я шёл то в тени, то по солнцу, по песчаной дороге, среди душно и сладко благоухающей хвои, потом вдоль реки, по прибрежным зарослям, выпугивая зимородков и глядя то на открытые затоны, сплошь покрытые белыми кувшинками и усеянные стрекозами, то на тенистые стремнины, где вода прозрачна, как слеза, хотя и казалась чёрной, и мелькали серебром мелкие рыбки, пучили глаза какие-то зелёные тупые морды...»

Хрестоматийные фразы – из ряда тех, по которым мы осваиваем грамматику родной русской речи. Помнится, на уроках такие предложения казались бутафорски-напыщенными, придуманными искусственно и намеренно отягощёнными осложняющими конструкциями с единственной целью досадить бедным школярам, пишущим под диктовку. И только через годы, после какого-нибудь случайного толчка, каким мог быть, к примеру, двухдневный байдарочный поход по Лопасне, вдруг приходило понимание, что классик тем и велик, что может остановить то прекрасное мгновенье, мимо которого мы, люди обыкновенные, пробегаем без остановки, отдавшись во власть мелочной суеты.

В рассказе Бунина имя Лопасни не упоминается, однако портрет нашей милой, тихой реки дан с фотографической точностью. В наиболее глухих, нетронутых своих местах Лопасня действительно поражает каким-то субтропическим буйством прибрежной зелени, попугаечной желтизной и ярким сине-зелёным перламутром птичьих оперений, таинственным шевелением волосатых водорослей, которые в тёмной воде просматриваются действительно метра на два в глубину. Вот уж где русалкам-то раздолье! Лилий и кувшинок за столетие, правда, поубавилось, но всё-таки пока ещё достаточно, чтобы хвостоногим красавицам укрыть свою наготу во время праздничной Купальской ночи.

Подробно повествуя о своём посещении усадьбы Орловых, Бунин также не называет и это легендарное имя, вот только если авторское умолчание продиктовано художественными задачами, то мы в большинстве своём молчим от незнания. Но нет, нельзя равнодушно пройти мимо мысли о том, что отрадой своей души легендарные Орловы выбрали именно наши, лопасненские края, здесь обживали усадьбы и создавали семьи. Помнят берега Лопасни и ослепительный блеск их славы, и мрачный, неумолимый закат некогда величественного рода.

Дума о доме

В этот заповедный уголок Подмосковья избранные могут пройти по спецпропуску. Посвящённые – через дырку в ограде. Прочим остаётся довольствоваться видами с фотографий, потому что усадьба Семёновское-Отрада расположена на территории санатория «Семёновское», принадлежащего ФСБ России. Сам же огромный дом с флигелями, построенный в 70-е годы ХVIII века на земле, дарованной Екатериной II славному роду Орловых за заслуги перед Российской державой, много лет служил своим хозяевам, потом – новой власти, разместившей в нём сначала школу контрразведки, потом строительную часть, а теперь стоит обособленно, как капитан на мостике тонущего корабля.

«Чудо», произошедшее с этим памятником истории и архитектуры, совсем обыкновенное для нашего отечества: дом есть – но его как бы и нет. Вместо него – большой, многолетний вопрос и затяжные арбитражные суды – за кем же оставить право называться собственником заповедного уголка, какие в Подмосковье можно по пальцам пересчитать. Пока суд да дело, дом остаётся бесхозным. А потому и экскурсантов сейчас сюда не водят: при отсутствии полов и перил, по траве по грудь передвигаться небезопасно. Экскурсовод, культорганизатор санатория Светлана Михайленко доводит группу отдыхающих лишь до остатков ажурных кованых ворот и пытается убийственный вид убожества завуалировать ярким рассказом о былом великолепии потолков, лаковых полов, отражающих драгоценную мебель, золочёных гербов с «екатерининскими орлами», богатейшей библиотеки в десятки тысяч томов.

Погружаешься в прошлое, и зримо встают перед глазами эти пятеро, носящие царственную фамилию. Все они, красавцы гренадерского роста, одарённые от природы мощным разумом, несгибаемой волей, широтой человеческой натуры, – Иван, Григорий, Фёдор, Алексей, Владимир – были приближены к трону после переворота 28 июня 1762 года. Во всех энциклопедиях можно прочитать о том, как в честь Григория была воздвигнута триумфальная арка, а сам он стал первым кавалером всех орденов России; как Алексей за победу в 1774 году над Чесмой в русско-турецкой войне был удостоен титула Чесменский, а годом раньше именно он блестяще выполнил секретную миссию Екатерины, захватив самозванку княжну Тараканову.

Туго спаянные кровным родством, они являли собой некий бриллиант, каждая грань которого была уникальна: Григория Орлова императрица Екатерина II называла самым красивым мужчиной Севера, Алексей был самым сильным – он отличался неимоверной физической силой и легко завязывал кочергу в узел. Владимир, самый образованный из братьев, уже в 23 года – не столько по протекции, сколько благодаря «довольному в науках сведению» – был назначен директором Российской Академии наук. И именно братья Орловы оставили в топографии Подмосковья самые поэтические названия – Отрада и Нерастанное.

С поистине орловским размахом обустроил усадьбу в Семёновском интеллигентный и тихий Владимир: оранжереи, теплицы, зверинец, обсерватория, театр, кузница... Усадебный дворец, похожий на европейский замок, не только стал уникален благодаря смелому сочетанию элементов барокко и классицизма, но и навсегда сохранил связь с такими именами, как декабристы Михаил Орлов, Сергей Волконский, художник Карл Брюллов, поэт Фёдор Тютчев, композитор Лев Гурилёв, имам Шамиль, писатели Иван Аксаков, Антон Чехов, Иван Бунин. Сама Екатерина наведывалась сюда неоднократно.

А сколько здесь таинственного! Главная тайна усадьбы – масонская геометрическая символика. Кузня, построенная Владимиром Орловым и украшенная непонятным простому люду орнаментом, была, понятно, малопригодной для кузнечных дел. Зато от неё шёл путь к подземным сооружениям, которые соединялись между собой узкими тоннелями. Они обвалились в одночасье – почему? И зачем граф Владимир Григорьевич в 1816 году сжёг весь свой архив и письма братьев?

Сафари по-семёновски

Меня в Семёновское привела страсть охотника за львами. Родившись под знаком царя зверей, я давно придумала себе увлечение – собирать фотоколлекцию каменных львов, стерегущих входы в старинные усадьбы, подъезды к мостам и просто украшающих ландшафты. А гостей орловского дома как раз встречала пара гривастых красавцев, осуществлявших фейсконтроль с высоты белых колонн. Моё знакомство с ними состоялось два года назад, и к этому времени на боевом посту дежурство нёс лишь один из них.

Второй представитель охраны, свергнутый по сокращению штатов, пылился, как мне удалось узнать, на складе санатория. Может, потому лицо у оставшегося – не морда! – имело выражение скорбно-просящее, не способное никого устрашить. Наверное, несчастный предвидел свою бесславную кончину, когда летом нынешнего года его при попытке украсть уронили с занимаемой высоты. Распалась некогда прекрасная скульптура на несколько обломков, и нежная звериная душа после долгих лет унижения наконец-то обрела свободу. Бедный лёвик остался жить лишь на фотокарточках.

Я бродила летним днём по останкам усадебного дома, где в пустые глазницы бывших окон вольно пролетали бабочки, и мне казалось, что наряду с немногими сохранившимися деталями наборного паркета и плитки, украшавшей некогда голландские печи, кое-где, в самых отдалённых уголках, ещё дышали звуки – такие же потрескавшиеся и потемневшие, как штукатурка – но подлинные звуки менуэта, смеха прелестниц, комплиментов кавалеров.

Сегодня в это трудно поверить, но всего 10 лет назад ремонт «орловского гнезда» был практически завершён. Дом имел дубовые двери и окна, паркетные полы, надёжную медную крышу. Многочисленные печи заново облицевали стилизованной под старину плиткой. Однако после расформирования строительной части в 1998 году ураган всенародной любви к собственным дачам, гаражам и сараям снёс всё выносимое и даже невыносимое, оставив лишь голые стены из розового кирпича. Ещё немного – и сами следы от усадьбы затеряются в траве забвения.

Дочь за отца – отвечает?

Недостижимым было великолепие, окружавшее Орловых, – непостижимым кажется их уход из отечественной истории, полный загадок и роковых ударов судьбы, называемых родовым проклятием. Известно, что многих своих высот братья Орловы достигли, перешагнув страшную черту цареубийства – возможно, искренне и бескорыстно веря в необходимость жертвы во имя прогресса. Но чем тогда, если не возмездием за содеянное, можно объяснить тот факт, что первые люди государства, включая даже самых ярких героев-любовников Григория и Алексея, прямых наследников мужеского пола не оставили?

Григорий Григорьевич, этот тунгусский метеорит придворной рутины, легко содействовал появлению в российской геральдике нового родословного древа, растущего от тайной связи его с Екатериной, однако передать свою фамилию никому не смог. Женившись уже в зрелые годы на молоденькой девушке, он очень скоро остался вдовцом, а затем тихо и быстро, переходя то к депрессивной подавленности, то к приступам буйства, угас.

Не удалось дождаться наследников мужеского пола и Алексею Григорьевичу. Его жена Авдотья Лопухина умерла через три дня после рождения сына, а сам мальчик прожил всего четыре года. Дочь Анна после смерти отца стала наследницей баснословного состояния, однако почти целиком раздала его, жертвуя на храмы и занимаясь благотворительностью. Каждому из 48 кафедральных соборов она передала по три тысячи рублей, каждому монастырю – по пять тысяч, каждой лавре отписала по 50 тысяч, словно замаливая чьи-то грехи, – чьи?

Знала ли графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, что её отец напрямую причастен к убийству императора Петра III и что фантастическое богатство самого красивого и могучего из братьев Орловых замешено на крови помазанника Божьего? Вероятно, не могла не знать. Сблизившись с архимандритом Фотием, настоятелем Юрьева монастыря в Новгороде, Анна Алексеевна принимает монашеский постриг и проводит остаток своих дней в непрестанной молитве, вплоть до странной и загадочной своей кончины – ровно через десять дет после смерти своего наставника Фотия, прямо возле его гроба. Каково было содержание столь напряжённой интриги, приведшей к печальному финалу, возможно, навсегда останется тайной. Нам же важно не забыть одно: несколько десятилетий, с 1785 по 1848 годы, Анна Орлова-Чесменская владела селом Нерастанным и способствовала его благоустроению. Последующие владельцы Нерастанного – Алексеевы и Беклемишевы – продолжили традиции благотворительной помощи нуждающимся.

Не нашим умом, а Божьим судом

Ещё одно из любимых нами мест отдыха, где можно и водой ключевой умыться, и помолиться, и с детьми прогуляться, – село Талеж было подарено Екатериной своему фавориту Григорию Орлову, а от него перешло к младшему из братьев – Владимиру. Владимир был одним из тех немногих приближенных ко двору, чью совесть не отягощали ни честолюбивые интриги, ни уж тем более кровь цареубийства. Но и на его долю выпала нелёгкая ноша – пережить своих сыновей.

Все события, связанные с историей рода Орловых, отстоят от нас в таком расстоянии, что кажутся сказками. Да полно, неужели можно руками кочергу завязать в узел, как, говорят, это делали Григорий и Алексей? Но одна судьба лично для меня болит незаживающей раной, будто всё происходило у меня на глазах.

Дочь Владимира Григорьевича Екатерина Новосильцева, хозяйка села Старый Спас, где и по сей день действует построенный в 1780 г. храм во имя Преображения Господня, смыслом своего существования сделала заботу о единственном сыне, названном в честь деда Владимиром. Юноша взял всё самое лучшее от своих предков: был умён, образован, одинаково блестяще владел и оружием, и музыкальными инструментами, а ростом и красотой, пожалуй, превзошёл даже самого Алексея Григорьевича. Когда же он заявил о своем намерении жениться на бедной и мало кому известной девице Черновой, мать решительно воспротивилась браку. За честь девушки вступился её брат, ситуацию в угоду своим политическим интересам раздули бредящие революцией властители умов молодёжи, и дуэль Владимира Новосильцева с братом Авдотьи Черновой закончилась гибелью обоих её участников. Сердце сына, забальзамированное в серебряном сосуде – вот и всё, что осталось у матери, до конца жизни считавшей себя убийцей собственного чада и молившейся о скорейшей встрече с ним на небесах.

За что же так немилосердно карает судьба этих людей, немало полезного сделавших для своего Отечества? Ведь одна только порода орловских рысаков, выведенная Алексеем Орловым, прославила Россию не меньше, чем победа в какой-нибудь исторически значимой баталии! Может быть, небеса не захотели сиять над людьми возгордившимися? Чем, как не гордыней и эгоизмом объяснить то, что Фёдор Орлов, первый хозяин Нерастанного, получивший эти земли в дар от самой императрицы, не будучи женатым, после себя оставил аж целых шестерых (а по некоторым источникам – семерых) «воспитанников», обрекая их на вечное унижение клейма незаконнорождённости?

Известно, что в доме старшего из братьев, Ивана, воспитывался мальчик Иван Фёдоров, которому граф Фёдор Орлов в своём завещании отписал пять тысяч рублей. Кто этот мальчик?

А может быть, и нет никакой особой вины в этих людях? Просто природа не рассчитала силы, замешав тесто на пятьсот человек и слепив из него этих пятерых титанов, похожих на вулканы – ярких, страшных в разгуле своей неукротимой энергии, сжигающих всё огненной лавой и покрывающих пеплом забвения всё вокруг себя.

В любом случае такого страшного конца, который постиг их всех, они не заслужили.

Безотрадная Отрада

Усадьба Отрада, для которой её хозяин выписывал из Москвы соловьёв, должна была стать и последним приютом для рода Орловых. Но даже и этой малости не суждено было исполниться. В 1924 году спецкоманда с примкнувшими к ней сельскими активистами ворвалась в усадьбу Семёновское-Отрада, в фамильный склеп Орловых, построенный в 1885 году. Были сброшены мраморные надгробные плиты, вскрыты гробы. У входа уже бесновался огонь апокалиптического костра. Именно туда, в этот земной ад, были выброшены останки пятерых братьев и их ближайших родственников. Пламя пожирало одежду, орденские ленты. Исчезли ордена, украшенные драгоценными камнями, серебряные пуговицы, шпаги с золотыми эфесами, золотые нательные кресты...

Мы не знаем имён разорителей «орловского подземного гнезда», но их корчи, их свиные рыла и по сегодняшний день отражаются в том страшном запустении и разорении, в котором пребывает усадьба сегодня.

Те, кто приезжает сюда отдохнуть на собственных машинах, одетые в дорогие и модные ткани, а после себя оставляют пакеты с мусором и пустые пластиковые бутылки – какого, простите, эпитета эти засранцы заслуживают?

Научимся ли мы когда-нибудь уважать минувшее, чтить память предков? Залечим ли раковые опухоли разрухи, разъедающие нашу землю и наши души? На какое, скажите, личное счастье могут претендовать те, кто, приходя обедать в офицерскую столовую, устроенную на месте бывшей домовой церкви Беклемишевых, выплёвывают косточки из компота прямо на кости людей, заложивших эту церковь? И по какому праву мнит себя представителем российской элиты тот, кто проматывает за границей миллионы, а у себя на родине не хочет пожертвовать малым, чтобы вернуть земле прежнюю её красоту, восстановив если не усадьбу, то хотя бы скромную сельскую церковь? Жаль, что история рода Орловых мало кому из нынешних фаворитов служит предметом для осмысления собственной судьбы.

Каждая эпоха создаёт свои легенды. Какие легенды будут рассказывать о нас?

(Вернуться в оглавление)