Два совершенно разных человека. Один буквально с первых дней проповеди Христа следует за Ним; второй борется против Него всеми доступными средствами, пока явное чудо — встреча с Гонимым — не переворачивает его жизнь. Один — простой, совсем не ученый человек, рыбак; другой — знаток закона, книжник, получивший хорошее образование, воспитанный «при ногах Гамалиила» (Деян. 22:3). Один — семейный, имевший тещу, которую восставил от болезни Господь, другой — пламенный проповедник девства, преподававший притом верным и правила подлинно христианского брака.

Два разных человека, чья память празднуется в один день, настолько тесно связанные между собой и этой памятью, и общей жизнью, и общим делом, что сознание церковного человека чаще всего и воспринимает их чуть ли не как единое целое. И на иконах они чаще всего изображаются тоже вместе, словно два брата.

Апостолы Петр и Павел… Что их, таких разных, сделало такими похожими, таких далеких — такими близкими?

Слабость? Первый отрекся в момент малодушия, второй был убежден, что служит Богу, предавая христиан на смерть…

Сила? Первый, покаявшись, в своем служении Христу не боялся ничего и никого, был настолько проникнут этим духом покаяния и смирения, что и мучительной смерти — распятия — считал себя недостойным, но требовал быть распятым вниз головой. Второй, после встречи со Спасителем на пути в Дамаск, становится проповедником Евангелия, готовым благовествовать и ближним и дальним, для всех становиться всем, скорбеть с каждым, кто скорбит, сострадать с каждым, кто страдает, и нет, кажется, такой силы на земле, которая могла бы воспрепятствовать ему, остановить его — будь то дикие звери, с которыми он боролся в Ефесе, или буря и глубина морская, или камни, поражающие его плоть…

Нет, не слабость или сила так сроднили их. Сроднила, сделала их братьями любовь Христова к ним и их любовь ко Христу.

Нет человека, которого бы не любил Господь. Но немногие оказываются способными ощутить эту любовь, а еще меньше тех, кто по-настоящему откликается на нее. И понимает человек, что любит его Христос, и сознает, что нет никого, кто был бы ему ближе, кому бы он еще был так дорог, кто так заботился бы о нем и так ценил его. Понимает… Но не готов этой любви открыть свое сердце до конца. Ведь она, если не полагать ей никакого предела, не ставить препятствий у нее на пути, совершенно все изменит в нас, заставит стать другими, жить жизнью совершенно иной. И мы противимся ей: замечаем ее лишь отчасти, в какую-то комфортную для нас меру, забываем о ней, когда нам удобно, отворачиваемся от нее, не слышим, когда она стучится в наше сердце, кротко прося впустить. И точно так же мы ограничиваем свой собственный на нее отклик: отмериваем, сколько шагов можем пройти ей навстречу, определяем, что приемлемо и что неприемлемо для нас в следовании за Христом, торгуемся — да, к сожалению, подчас именно так! — со своей совестью, пытаясь убедить ее в том, что то, чего она от нас требует, — «это уж слишком», это крайность, можно-де удовлетворить ее запросы и чем-то существенно меньшим.

А Петр и Павел дали любви Божией наполнить себя всецело, отдаться ей так, как парус отдается ветру, не заботясь о том, веет ли он лишь едва ощутимо или же перерастает в грозную бурю. Они не проводили никакой границы между собой и Христом, не ставили никаких заслонов, не говорили ни о чем: «Это мое, Господи, не забирай, не отнимай, оставь его мне». Воистину, как говорит преподобный авва Дорофей: когда человек отказывается от чего-то ради Христа, то Христос Сам бывает для него вместо того, чего он себя добровольно лишил. Апостолы отказались ради Христа от всего, и Он стал для них главным и неотъемлемым вовеки сокровищем, все заменил и наполнил в их жизни Собой.

И такой же всецелой была их любовь ко Христу — бьющая, словно ключ, в сердце, переливающаяся через край, не могущая скрываться внутри, рвущаяся наружу.

И такой же — любовь к людям: как не любить их, когда их любит Господь?! И этой любви они тоже не полагали в себе предела, но шли на все, зная, что и смерть не разлучит их ни с Богом, ни с теми, кого Он им доверил, кого поручил.

И когда мы называем их первоверховными, то не особое их положение, не авторитет, ни даже совокупность всех подвигов и трудов должны иметь в виду, а именно это: тот верх, ту высоту любви, к которой они востекли, ту неразличимую глазом, но угадываемую сердцем область, где они так связались, так соединились, что вспоминаем мы их ныне вместе.

Таких разных, таких первоначально непохожих, таких когда-то чужих, но превратившихся впоследствии в братьев, в два сообщающихся сосуда, в которых одно содержимое — Божественная любовь.

Игумен Нектарий (Морозов)

Источник: "Православие.ру".