Такую книгу может написать каждый. Всякий раз, когда мы рассказываем что-то в компании или в приватной беседе, мы можем начать со слов: «Однажды я...» Далее может быть что угодно: «...поехал на море», «...праздновал Новый год», «...лежал в больнице с аппендицитом». Протоиерей Андрей Ткачев.

Однажды я...

… прочел об одном мудром и печальном человеке. А мудрости без печали не бывает.

У этого человека было трое детей, и спросили его однажды:

— А как относятся к тебе твои дети?

Ответил мужчина:

— Как к Богу!

— А это как?

— Очень просто. Они меня никогда не слушают. Просьб моих практически не выполняют. Даже иногда делают вид, что меня вообще не существует. Но как только им что-то нужно, они тут как тут.

* * *

… прочитал такое, что редко услышишь или прочтешь.

Это открытое письмо иеромонаха Амвросия (до пострига - священник Алексей Янг) по поводу своего диагноза (болезнь Альцгеймера). Судите сами:

«Моим величайшим и главным грехом всегда была гордость. Гордость ума, сознание, что «я знаю лучше», приводило к тому, что я неправильно рассуждал о людях, много осуждал и часто мнил себя выше других. Этот тяжелейший грех, в котором многие не отдают себе отчета, является грехом такого рода, который может свести нас в геенну огненную, если мы не преодолеем его еще в этой жизни! Это был грех сатаны и грех Адама и Евы.

… На протяжении всей своей жизни я чрезмерно гордился своим умом, своим интеллектом, своей способностью с четкостью думать о сложных и запутанных вещах, хорошо говорить и писать, понимать, обрабатывать и объяснять сложные вещи и т.п. В молодости я не был силен в спорте, не был привлекателен для дам, не умел танцевать. Я был интеллигентом, книжным червем и одиночкой, у меня не было других способностей, кроме моего интеллекта, который я развивал, насколько мог.

Возможно, на самом деле я не обладал блестящими академическими способностями, поскольку свои занятия я воспринимал поверхностно, скорее, как некую игру. Таким был мой жизненный путь. И хотя я старался максимально использовать эти дарования, чтобы служить Христу и Церкви, я продолжал действовать с гордостью.

Теперь Господь дал мне умертвить и усмирить эту гордыню, безропотно принимая медленное разрушение моего разума. И я, не смотря на слезы, которые иногда изливаются из моих глаз, принимаю эту болезнь от всего сердца, как Его дар для моего спасения. У меня иногда возникает чувство, что отмирание различных частей моего мозга — это одновременно и смерть моего эгоизма, моей самости, вместе с которыми умирает и гордость.

А ведь именно в этом и состоит цель нашей духовной жизни, каким бы путем ни происходило ее достижение. Господь, видя, что я не собираюсь отвергнуться себя сам, по Своей величайшей любви ко мне, недостойному, восхотел, чтобы я был с Ним вечно, поэтому даровал мне эту невероятную способность умертвить свое ветхое «я». И пусть мне иногда мне бывает больно, я вижу в этом великое благословение Божие!»

* * *

… был на острове Залит у батюшки Николая. Мы с товарищем решили пробыть на острове пару дней и стали искать жилье. Мы остановились у бабы Пелагеи, или Поли, как ее кликали на селе. Два долгих вечера мы провели с ней за жидким чаем и долгими разговорами. Бабушка нам рассказала всю долгую жизнь и, словом все-все, о чем, по ее словам, знает «только она да Бог в углу» (при этом она показывала на потемневший образ в углу комнаты).

«Надо, - говорит, - и мне к батюшке пойтить». При том, что дом ее от дома отца Николая отстоял в трех минутах ходьбы, пусть даже и старыми ногами. Через года два с поспешностью, пока старец был еще жив, приехали на остров еще раз. И — ба! — опять встречаем бабу Полю. «А вы, что же, к батюшке?» — спросила она. «Ой, к нему ездють. Ой, ездють. Есть даже с самой Америки, правда!» В конце она грустно добавила: «Надо бы и мне пойтить». Мы с товарищем переглянулись, но смеяться не стали.

Смеяться нечему. Большинство людей таковы, как баба Поля. Мало, что ли, находится в Европе и Америке наших людей, которые на родине жили чуть не напротив храма, но не ходили в него! Теперь живут за тридевять земель и от храма и, тем паче, от родины и тратят раз в две недели целые сутки, чтобы съездить на литургию и обратно. Много таких.

А мало ли таких, которые, живя в своих городах по тридцать, сорок, пятьдесят лет, ничего не знают о своих городах, не были ни в храмах, ни в театрах, ни в музеях!

В самом Иерусалиме живя, можно в Бога не верить и о Христе ничего не знать. У многих получается. Да и вообще для прихода к Богу не надо вставать с места и ходить ногами. Не надо покупать билеты и упаковывать чемоданы. Нечто другое надо.

Нужна мысль, опустившаяся в сердце. Нужна пара слов, из которых первенство за следующей: «Господи помилуй!» Нужно волевое напряжение к изменению и просьба к Богу о помощи. А иначе «надо пойтить» на разных языках говорят люди годами и не идут, хотя Тот, к Кому «надо пойтить», у них под носом.

Из новой книги "Однажды я..." протиерея Андрея Ткачева.