Не спешите недовольно морщиться. Я хорошо знаю, в каком тоне принято говорить о молитве в церковной среде. Знаю я и о том, что молитва для души как пища или воздух для тела. А также про то, что невозможно кого-либо любить и при этом не желать с ним общаться. Но тем не менее. Может ли хоть один священник назвать 5-10 постоянных прихожан, которые периодически не упоминали бы на исповеди о том, что пропускают, не прочитывают, не исполняют молитвенного правила.

Да и сами мы, что греха таить, всегда ли можем служить образцом исполнительности по отношению к домашней молитве? И если традиционное правило перед Литургией – величина в молитвенной жизни священника более-менее постоянная, то всегда ли мы бываем усердны в домашней молитве на исходе насыщенного делами буднего дня? Или когда, наконец, улягутся все дети в доме (особенно когда они совсем малы или их больше двух), долго ли мы можем молиться перед тем, как сами провалимся в сон?

Итак, если у нас, священников, людей, чья деятельность всецело связана с молитвой и основана на ней, когда-никогда, а случаются авральная занятость, сильная усталость и непреодолимая сонливость, то что же тогда говорить о наших мирянах, многие из которых вынуждены работать на нескольких работах, трудятся посменно или вахтовым методом, разрываются между маленькими детьми и старыми родителями, месяцами не могут продохнуть в бесконечной круговерти из домашних обязанностей, рабочей нагрузки, детской учёбы и детского же досуга, огородно-полевых работ, болезней и внезапно возникающих проблем? Всякий ли из них, просыпаясь ни свет ни заря или будучи готовым рухнуть на кровать от усталости, испытывает желание молиться и радость от возможности прочитать положенное правило? Конечно, не всякий и, разумеется, не всегда.

И нет в этом ничего ни удивительного, ни тем более предосудительного. Такова уж нынче жизнь. И всё-таки хотелось бы обозначить грань, за которой заканчивается усталость и начинается лень, которая отделяет рассудительность от нерадения.

Прежде всего, как бы это банально ни звучало, а молитвенное правило, именно в знакомом нам виде обязательного обращения к Богу после пробуждения и перед сном, необходимо. Необходимо, во-первых, как опыт общения с Богом. Давайте будем честны: наша молитвенная жизнь в большинстве не отличается ни наполненностью, ни плодотворностью. А потому опыт молитвы, пусть даже и 10-15 минутной за раз для нас, без преувеличения, невероятно ценен. Во-вторых, правило дисциплинирует.

Есть одно почти волшебное слово, благодаря которому в нашей жизни часто происходят добрые перемены и сами мы становимся лучше. Это слово «надо». Слово обязывающее, стимулирующее, дисциплинирующее. Наш менталитет таков, что мы всегда открыты ко всему доброму и хорошему. Но одновременно в этой открытости мы невероятно пассивны и инертны. И стоит только появиться фактору принуждения, прозвучать вот этому самому «надо», как мы начинаем действовать. Часто нехотя, через не могу, из-под палки. Но почти всегда результативно.

Конечно, для правильной, хорошей молитвы нужно желание. Но может ли это желание появиться само по себе? В принципе, может. Раз-другой в году, минут на 10 в общей сложности. Я даже не стану задавать вопрос о пользе такого молитвенного опыта, всё ведь и так предельно ясно. Поэтому там, где опыт желания сладок, но редок, положение может спасти опыт самопонуждения. Регулярно, день ото дня, независимо от желания, становясь на правило потому, что надо, человек, нередко сам того не замечая, вырабатывает в себе навык. И, конечно же, в процессе выработки этого навыка он, не раз и не два, будет молиться совершенно без желания. Не раз и не два его будет одолевать искушение вместо молитвы заняться чем угодно другим. Не раз и не два он, когда стыдясь, а когда и с вызовом, признается себе, что совершенно не хочет молиться.

Что толку от такой молитвы, спросите вы. Она ведь невнимательная, неискренняя, формальная… Да. А ещё она полна преодоления себя, превозмогания нежелания, лени, нерадения, решительного отказа от расслабления, расхлябанности, слабости. Да, такая молитва бесконечно далека от идеала. В ней мало искренности, внимания и веры. Вместо любви к Богу ею движет обязаловка. Вместо «верую и исповедую» в душе человека звучит «надо». Но это всё, с одной стороны. А с другой, такая молитва – самый настоящий аскетический подвиг. И упорство в этом подвиге со временем вырабатывает навык. Молитва утром и вечером становится нормой. Да, я ещё не люблю молиться, нельзя сказать, что я этого хочу, но и не молиться я уже не могу. Мне это нужно. На смену усилиям, направленным на обязательное исполнение правила, приходят усилия, направленные на недопущение рассеяния, на осмысленную и внимательную молитву без посторонних помыслов. Пройдёт ещё время, и придёт желание. Только не импульсивное, сиюминутное «хочу помолиться», а постоянное, на уровне потребности, исходящее из отношения к молитве как к необходимости, без которой уж как-то не живётся и не дышится.

Конечно, никуда не денутся наша занятость, наши вечные проблемы, болезни, детские шалости и огороды. Никуда не пропадут усталость, измотанность и насыщенность жизни суетой. Но правило на то и правило, чтобы быть одновременно полезным и посильным. Совершенно очевидно, что небольшое правило, регулярно исполняемое, лучше и действеннее большого, читаемого время от времени. Но и при посильном правиле нелишним будет обозначить для себя некий критический предел, ниже которого уровень молитвенной жизни не опустит ни усталость, ни занятость, ни болезнь. Пусть это будет три, две или даже одна молитва, но как некий минимум она будет читаться в своё время неопустительно и несмотря ни на что. Во всё остальное время объём правила будет обычным и привычным, но и для непривычных обстоятельств будет предусмотрен свой вариант.

В этом случае правило будет выполнять свою главную функцию – обеспечивать постоянство молитвенной жизни. От которого в первую очередь зависит возможность приобретения опыта чистой, внимательной молитвы, движимой желанием и верой.

Протоиерей Владимир Пучков. Православная жизнь.