Второй раз мы встречаем в Евангелии слово «жалость». И ни разу оно нам не попадается в молитвах, богословских трудах и евангельской этике. Но ведь написано черным по белому, нарочно обращено внимание на жалость:

И, выйдя, Иисус увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их.

Что же вместо жалости мы встречаем в молитвах? «Милость».

Милость сильно отличается от жалости.

Слово «милость» более спокойное. Слово «жалость» более драматичное.

Жалость – одна из форм чувства дискомфорта, часто приобретающая вид снисходительного сострадания. Печальное чувство, сожаление, грусть.

Милость – доброе, великодушное отношение. Благосклонность, доверие, расположение к низшему лицу со стороны вышестоящего лица.

В данном случае Христос проявил жалость к внешним людям, а милость к ученикам. Христу просто стало жалко людей, которых Он учил и которые вместо благодати и силы смогли воспринять медицинскую помощь, рыбу и хлеб:

И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей.

Народу было по приблизительным подсчетам около двенадцати тысяч человек. Из них никто не последовал за Христом. Из них никто не стал Его учеником. Из них никто не воспринял Его слов. И Христу стало их жалко.


Господу жалко всех. Но Бог не может насильно сделать человека подобным Ему. Господь не может насильно затащить людей в Рай и сделать их святыми. Через все Евангелие проходят красной нитью слова и предупреждение Христа о том, что спасутся не все, а только «малое стадо». Только те, кто родился от Духа. Только те, кто преобразился во Христе.

Был такой гностик Ориген. Он думал, что милостивый Бог в конце времен спасет всех: и правых, и неправых; и постившихся, и не постившихся; и злых, и добрых, и даже бесов. Но Церковь расценила это учение как ересь. Бог и Церковь говорят о том, что спасутся только те, кто родился в Духе.

Не родился в Духе? Хороший ты человек, но одному Богу известно, что произойдет с тобой после смерти и куда ты попадешь, если не попадаешь в Рай со святыми. По учению Христа, мир после смерти строго полярен. Рай и ад. Чистилища нет. Вот думай, где ты окажешься. Между Раем и адом? Что это? Замок Кентервильского привидения и участь Вечного призрачного скитальца?

И одного факта крещения тут мало. Крещение – это только аванс святости. А сама святость приходит в трудах и восприятии милости Божией. А принять ее можно только в таинстве и в трудах. И для того, чтобы принять милость – благодать и силу Божию, ее надо ХОТЕТЬ и ПОТРУДИТЬСЯ принять.

Двенадцать тысяч человек, слушавшие Христа, хотели принять милость, а приняли жалость. Они, не зная, что она такое, решили, что это здоровье, хлеб и рыба, и вызвали у Иисуса печальное чувство и сожаление. Он дал им есть и ушел помолиться в одиночестве.

Христос ушел на гору, не разделив трапезу ни с народом, ни с учениками. Очевидно, Его обессилила эта проповедь, в течение которой ученики томились в ожидании финала, а люди ждали материальных благ. Христу оказалось нужно подкрепиться в молитве. Он уходит на гору помолиться и напомнить, что Его пища – это слово Отца, а не хлеб и рыба. Он уходит на гору – место, ближнее к небу, а народ остается внизу с хлебом и рыбой. Он и раньше уходил в пустыню:

Был Он там в пустыне сорок дней и был со зверями; и Ангелы служили Ему.

…Был со зверями…

Нет, народ не виноват. Он так поступил не со зла. На нем нет суда Бога, но на нем нет и милости Божией. О нем у Христа одно сожаление. Двенадцать тысяч человек не захотели и не смогли найти дорогу в Рай. Они не осуждены, но и не стали тем самым «малым стадом», ради которого творится история этого мира.

Вот здесь очень чувствительное место для современного человека. Можно быть здоровым, душевным человеком, но не попасть в Рай. Христос твердо и настойчиво повторяет, что в Рай попадут только те, кто родился в Духе и сочетался с Богом в этом Духе в таинствах.

Современный человек часто унижает и игнорирует церковную жизнь за ее архаичность, иерархичность, старомодность, невнимательность к тому возу чепухи, который накапливается в голове демиургов-неофитов. За нетолерантность, не публичность, не медийность, не услужливость. За злых бабушек, шикающих на народ, за толстых священников и их мифические мерседесы.

Церковь, слово Божие и таинства все-таки ничем не заменишь, и в другом месте ничего подобного нет, несмотря на толерантность, модность и услужливость.

Все это здорово, но вот собрались люди вне Церкви, пьют красное вино, едят белый хлеб, толкуют о добре и зле, а Святой Дух не сходит на эти дары. И ничего с ними не происходит, кроме того, что Бог их жалеет.

Все это здорово, но вот толкутся у храма бомжи и женщины в цыганских юбках. Вроде при храме, а то, что внутри храма, им не нужно. Их жалеют, но милость Божия проходит мимо них, потому что она не в деньгах, а в благодати и силе.

Какой ты ни на есть умный и добрый, но без милости, благодати Бога, подаваемой в таинствах, ты НИКОГДА не родишься в Духе и твоя судьба покрыта тайной, как существа, ненужного Богу. Хорошего, но ненужного Ему в Его новом мире.

Можно сколько угодно обижаться, умничать, но Бог нас всех предупредил, и не один раз, о том, что много званых, но мало избранных.

Можно сколько угодно обижаться, умничать, но однажды Бог уйдет на гору от тех, кому нужна от Него рыба, хлеб и здоровье. Уйдет перевести Дух и побыть без нас.

Эта часть Евангелия очень драматична. Христос после молитвы бросает народ, учеников и исчезает, чтобы потом внезапно показаться ученикам, шествуя по хребту волн.

Прекратив массовую проповедь, Иисус устремился к гадаринскому бесноватому, который смог Его понять и принять. Сердце этого бесноватого оказалось лучше и глубже сердец тысяч слушателей той стороны Генисаретского озера.

Христос уже не стал проповедовать целому народу. Это оказалось бесполезно. Он стал искать Себе учеников штучно. Он ушел к умирающей дочке Иаира, римскому сотнику, кровоточивой женщине, которым Он оказался нужен не только как доктор, но и как Бог.

Мы сейчас все сытые. По крайней мере, всем доступен хлеб, крупа, минтай, хек и сайра. А что? Эта дешевая океаническая рыба намного вкуснее и полезнее дорогого отравленного норвежского лосося и дорогих отравленных китайских морепродуктов, не говоря об ужасном ядовитом мясе бройлеров и химическом молоке.

Жалость Бога мы теперь видим не в хлебе и рыбе. Теперь мы делим наследство, устраиваемся на хорошо оплачиваемую работу, выколачиваем или отдаем долги, поступаем в институты, боремся с вином (а на вино деньги всегда есть), мечемся между супругом и любовниками, и много всякого такого, что нам смерть как интересно и совершенно безразлично Богу. Ну и здоровье нам также важно, как и тем двенадцати тысячам, над которыми сжалился Иисус.

Как это мало! Как это опасно и трагично. Эти заботы, затмевающие нам ум, есть симптомы усугубления первородного греха.

Адам в Раю искусился тем, что поверил, что будет как Бог. Но грехопадение зашло еще дальше. Если Адаму только показалось, что он равен Богу, то народ, собравшийся на Генисаретском озере, был подсознательно уверен в том, что его проблемы важнее проблем Бога.

Слушая повесть о том, как многотысячная толпа наелась, исцелилась и оставила Христа, мы должны спросить себя: «А не нахожусь ли и я в этой толпе неблагодарного народа, уверенного, что Бог существует для того, чтобы служить у человека на посылках? Не коснулась ли и меня наивная потребительская простота в отношениях с Богом, которая часто высказывается грубо и просто: “Пусть Ты Бог. Так и дай нам здоровья, хлеба, рыбы и зрелищ. А что такого? Жалко, что ли? Что плохого в том, что Бог пожалеет нас?”»

Плохо то, что мы не понимаем того, что рождены и созданы не для жалости, а для милости и любви Бога. Плохо то, что мы слышим слова Бога и не в состоянии их принять:

Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник.

Выходит дело, и мы – разбойники? Выходит дело, Бог уходит в таком случае и от нас? Почему же и мы, как и тот народ, не понимаем Бога? Потому что мы глубоко травмированы любовью к себе. Эта зацикленность вытесняет мысли Бога, голос Бога и любовь Бога. Она вытесняет не только Божий образ, но и образ и личность других людей. Мы в болезненной любви к себе теряем не только образ Божий. Вместе с потерей этого образа мы теряем и свой образ, теряем себя и становимся пустотой. Люди пустоты узнаются по непрерывному страданию, в котором проходит вся их жизнь.

Искать своего, а не Божиего – значит страдать. Это парадоксально, но чем больше себе нагребаешь, тем мрачнее на душе. Тем тревожней и тем злей сердце.

Искать своего вместо Божиего – настоящее безумие. Никто не пьет воду из помойной ямы. Никто не ест тухлую еду. Но люди меняют Божий свет на свою дурь и удивляются плохому самочувствию, болезни, несчастью, тяжести.

Когда мы ищем своего, то страдаем. А когда страдаем, то Богу нас жалко. И Он все время пытается нас отвлечь от ненужных и бессмысленных страданий благодатью – помиловать. И эту даруемую благодать и силу уже давно пора заметить и с ее помощью соединить в себе милость и мудрость.

Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с Небесе приниче, ибо Господь даст благость, и земля наша даст плод свой. Правда пред Ним предъидет, и положит в путь стопы своя. (Псалом 84).

Священник Константин Камышанов, «Православие и мир».