Он и не думал, что произойдет чудо. Даже мысли такой не было... У того младенца был жар, и бедная мать стояла тенью со свертком в руках перед Стилианом, кусала себе губы и бесконечно крестила себя и своего малыша, с немой мольбой глядя на монаха-пустынника. Да Стилиан никогда и не посмел бы возлагать свои руки на кого-либо, он ведь был монахом, и потому избегал прикосновения к другим людям. Но эта мать... её боль и в то же время надежда во взгляде уязвили его, и он неожиданно для себя дотронулся до горячего лба мальчика, произнеся молитву. А потом по какому-то наитию взял младенца на руки и стал легонько покачивать. Господи- Иисусе- Христе- Сыне- Божий- помилуй- раба- Твоего... Это, конечно, её вера, вера матери, что вдруг успокоила метающего в горячке младенца и даровала ему сон, который и вернул здоровье малышу. А ещё — милосердие Божие. Стилиан же здесь был совсем ни при чем.

С такими мыслями и с ликованием на сердце монах возвращался из селения в пустынь.

Раз в неделю, обычно по воскресениям, он выходил из своего уединения и навещал в ближайшей деревне храм, а заодно и одну боголюбивую семью, которой Стилиан отдавал свое рукоделие, в ответ получая хлебные лепешки и несколько овощей. Бывало, люди останавливали его в храме или на улочках и, видя его монашеские одежды, рассказывали ему о своих горестях и просили молитв. Он всегда слушал такие просьбы-исповеди молча, чуть-чуть покачивая головой, а в конце улыбался и кланялся в землю. В деревне скоро приметили Стилиана за доброту и стали называть его между собой «улыбчивый монах».

А сегодня к улыбчивому монаху подбежала пожилая женщина и отвела Стилиана в дом к больному младенцу и его матери. И после того, как Стилиан дотронулся до малыша, горячка младенца прошла без следа! Поистине это было чудо Божие. Проявление великой Любви Господа к людям Своим, не сомневался монах и сам радовался как ребенок.



Эта радость поселилась в его сердце вчера сразу после молитвы, и сегодня весь день сопровождала его. Она не была бурным и опьяняющим чувством счастья как полноты земной жизни, нет, то была тихая радость, как дуновение ветерка из обителей райских, приносящая с собой покой и умиротворение. И потому монах знал, что радость сия — тоже особый дар Божий.

Вот уже показалась знакомая выемка в горе. Стилиан ускорил шаг. В маленькой пещерке он поселился лет двадцать назад, как пришел в пустынь молодым юношей. Простая, даже суровая обстановка этого каменного жилища были ему милее роскошного дома его родителей. Здесь не было ничего лишнего — тростниковая подстилка на голой земле служила ему постелью, широкий плоский камень — столом, перевернутая плетеная корзина — стулом. В углу висела икона Спасителя — вот и иконостас, а рядом в выдолбленном им отверстии стояли книги — рукописные Евангелие и Псалмы Давида — подарок его духовного отца.

Стилиан вошел в пещеру, перекрестился и тут же упал перед иконой наземь.

— Слава Силе Твоей, Господи! — зашептали уста монаха. — Слава Силе Твоей! Ты посетил меня вчера неизреченной радостью, сегодня Ты даровал мне видеть Силу Твою и Твою Милость. Слава Тебе, Господи.

Так шептал монах, не замечая своих слез, пока солнце бережно не постучало сквозь щели в скалистых стенах его пещеры и не наступил новый день.

* * *

Тук-тук. Тук-тук-тук.

Стилиан поднял удивленные глаза от рукоделия. Кто-то стучал в било, которое монах повесил для того, чтобы соседские пустынники, изредка навещающие друг друга для духовных бесед, могли оповестить его о своем приходе.

Монах широко перекрестился и вышел.

Незнакомая женщина закрывала от палящего солнца пальмовой ветвью голову бледной девочки лет четырех, которая стояла рядом с ней. При виде старца женщина бросилась на колени и быстро-быстро начала говорить:

— Я знаю, ты монах, но ты не чуждаешься людей... Ты помог младенцу, помоги же и дочери моей, Богом прошу! Вот уже несколько лет она мучается припадками... Помоги же ей, раб Божий. Верю, ты можешь помочь ей...

Стилиан растерянно смотрел на плачущую женщину и на тихую болезненную девочку. Потом ни слова не говоря, низко поклонился посетителям и зашел обратно в пещеру.

Женщина застыла в недоумении: неужели он их покинет, даже не выслушав?

Через некоторое время монах вышел с глиняной чашей в руках. Он подошел к девочке, улыбнулся, перекрестил чашу и протянул её больной.

— Выпей, это вода из источника. Она поможет тебе.

Девочка вопросительно взглянула на свою мать, та закивала головой, мол, пей, дочка, пей. Девочка снова перевела испуганный взгляд на монаха.

— Пей, пей, хорошая моя, не бойся, Господь с тобою. — Ласково произнес Стилиан.

Девочка вздохнула, поднесла чашу к губам и выпила воду.



Дивны дела Господни! Та девочка благодатью Божией также поправилась, её приступы более не возвращались, а об улыбающемся монахе скоро пошла по земле слава, как о великом чудотворце и угоднике Христовом.

Поток людей со всех окрестных селений и даже издалека потек к пещере Стилиана. Мужчины и женщины, бедняки и богачи, больные, изувеченные, несчастные — все приходили к монаху за исцелением и утешительным словом. Но больше всего среди посетителей монаха было детей, которых приводили или приносили на руках их близкие.

Стилиан не смел отказывать никому, беспрестанно радуясь и благодаря Бога за Его щедрые дары.

Многие находили у монаха то, что искали и, счастливые, возвращались в свои дома. Но были и те, кто уходил, не получив никакой помощи, и то всегда было по их маловерию и сомнению, ибо трость колеблющаяся не имеет основания, и все доброе, что происходит с нами, как любил говорить сам Стилиан, происходит по вере нашей.

* * *

Прошло лет пять. Однажды, в один из редких спокойных дней, когда посетителей у монаха не было, Стилиан направился за водой к источнику, что был в часе ходьбы от его пещеры. Он шел не спеша, наслаждаясь своим одиночеством и молитвою Иисусовой, что творил про себя, бредя по горной тропинке. Как вдруг его кто-то окликнул:

— Стилиан?

Это был Авва Тигрий — высохший старик-пустынник, который славился в округе своей строгой жизнью. Стилиан поклонился, приветствуя старца:

— Благослови, отец!

— Какой я тебе отец! — вдруг зло проговорил старик. Он повернул к монаху свое разъяренное лицо: — Ты что же, Стилиан, возомнил о себе? Что ты святой какой? Тьфу, стыдно... Да ты позоришь весь чин монашеский, совсем позабыв свое призвание пустынника и окружив себя бабами да детьми... Ты хоть знаешь, что тебя все за глаза уже прозвали нянькой, детским монахом, а? Ты променял Христа на мирскую славу...

— Прости, отец. — только и промолвил Стилиан, кланяясь старику Тигрию в ноги.

— Тьфу! — снова сплюнул старик и ушел, не оглядываясь, в горы.

— Господи! Господи мой, Ты знаешь сердце моё, Ты знаешь, я люблю Тебя... — Уже вечером в своей пещере, Стилиан распростерся ниц перед Спасовой иконой в слезной молитве — Ты знаешь, что я пришел в пустыню, чтобы жить для Тебя, только Тобою и с Тобой. Ты ведаешь, как искал я уединения и молитвы и как боролся с помыслами своими и бегал от людей и от земной славы...

Слезы текли по щекам Стилиана, но он не обращал на них внимания, пристально глядя на лик Творца:

— Но Ты знаешь также, как всем этим людям нужна помощь и что они идут ко мне, грешному, не из-за моей силы, а за Милостью Твоей. И что я не могу им отказать, не могу по слову Твоему запретить детям приходить к Тебе, Господи... Всё это Ты знаешь, ибо открыты Тебе сердца человеческие.

Перед иконой тускло светился огарок свечи, и ясные, всепонимающие очи Спасителя, казалось монаху, смотрели на самую его душу.

— Господи, Ты знаешь, что за все эти годы совесть мою не помрачили мысли тщеславные, не потревожили помыслы сожаления о том, что я оставил мир и своих детей у меня не будет... Все эти искушения, благодатью Твоею, прошли мимо меня. Ты знаешь, что я принимал людей, нянчился с детьми, выслушивал несчастных, ибо считал, что такова Твоя Воля обо мне и таково моё Тебе послушание. Но если Авва Тигрий прав...

Тут Стилиан замолк, будто вновь ощущая всю горечь слов старца.

— Если, Господи, я был в прелести и не заметил, как уклонился от Тебя и попрал высоту монашества....

Рыдания сотрясали монаха.

— То я оставлю всех людей и уйду в другую пустынь, чтобы жить там, затворившись в келье своей... Только, прошу Тебя, дай мне знать Волю Твою. Укажи мне путь, которым идти. Пошли мне знак, чтобы я точно ведал, что то, что я делаю от Тебя и для Тебя. Я люблю Тебя, Господи....



В ту ночь монах не сомкнул своих глаз, молясь и кладя поклоны. Рано утром, когда, наконец, мир снова воцарился в душе Стилиана, тонкий голосок возле пещеры пропел молитву: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную». Видимо, гость или гостья был знаком с монашеским правилом молиться перед входом в чужой дом.

— Аминь! — громко произнес Стилиан и сам вышел на улицу, потому как в его пещеру никто кроме самого монаха и несколько любимых им младенцев мужского пола никогда не заходил.

То была молодая женщина, Иустиния, кажется её звали. Она часто приводила Стилиану больных детей из своего селения. Но сегодня она была одна.

Монах, поклонился гостье. Та поклонилась в ответ.

— Отец, — начала она. — Прости, что нарушаю твоё безмолвие... Я молилась об этом много дней и сегодня ночью поняла, что пришло время поговорить с тобой...

Она взглянула на монаха чистым взором и продолжила:

— Нашим детям нужен учитель, нужен человек, кто бы своей жизнью и своими словами обучал их вере христианской и заповедям Божиим... Ведь для тебя не секрет, что часто в своих семьях они видят лишь суету да нищету духовную... Прошу тебя, помоги нам от доброго сердца твоего — будь таким учителем для детей. А я буду помогать тебе. Я приглашу мужчин из селения, и они построят для детишек отдельный дом, в месте, какое ты выберешь. И туда я буду приводить тебе детей утром, а вечером забирать, я буду готовить для них и играть с ними. Мне это будет на радость, ведь своих детей у нас с супругом пока нет, да и не будет, наверное... А ты... ты, отец, будешь учить их своим словом, своим примером, своею любовью, ты будешь учить их быть настоящими христианами. И Господь да поможет тебе в этом.

Слушая такие речи Иустинии, сердце монаха исполнялось тишины. Он понял, что-то был ответ Бога на его слезную молитву этой ночью.

— Да будет Воля Божия!

* * *

Сколько лет прошло с того утра? Восемь, десять, пятнадцать? В пустыне все дни одинаковы и все различны. А кто живет с Богом, для того время и вовсе не важно.

Стилиан вошел в возраст седовласого старца, сохранив чистоту детской души, добрую улыбку и сияющее лицо.

Иустиния стала матерью нескольких крошек. Говорили, что её неплодная утроба отверзлась по молитвам Стилиана, и сейчас и она, и её супруг, и детишки — все помогали старцу в воспитании детей, приходящих к нему из разных селений.

Появились у старца и иные помощники-то были монахи-пустынники, привлеченные к старцу его любовью к Богу и людям. Это были его ученики духовные. Его сыновья во Христе.

Все больше людей приходили к старцу за советом и исцелением, так что дней, полных безмолвия, у Стилиана уже не было вовсе. Теперь помимо больных, стариков и детей, к нему приходили и бездетные женщины, которые очень хотели иметь детей и просили молитв старца. И он, сам монах с юных лет, никогда не знавший жены, слушал подобные просьбы, как будто отец родной, не гнушаясь искренностью переживаний этих женщин. И с любовью молился о каждой из них. А если через год или два ему приносили показать новорожденное чадо, Стилиан радовался тому, словно своему внуку. Благословлял мать и дитя и наставлял их в вере.

Люди любили старца, и потому в день, когда ему пришло время уходить от жизни земной в жизнь вечную, все скорбели о нем. Лицо же Стилиана светилось неизреченной радостью и покоем.

Старец отошел ко Господу уже в глубокой старости, и Господь принял его в обитель своих преподобных святых. Там и по сей день этот монах молится и помогает всем нуждающимся, особенно детишкам и их мамам. И если в храме вы увидите икону монаха с младенцем на руках, подойдите поближе и попросите его молитв. Это и есть старец Стилиан.

Память преподобного Стилиана Православной церквью празднуется 9 декабря.

САПЕГА Анна.
Рассказ основан на житии святого преподобного Стилиана Пафлагонского с художественными дополнениями автора.